— Павел Сергеевич, чему были посвящены ваши первые научные исследования?
— Еще когда я учился в школе, родители выписали мне шикарный научный труд — семитомную энциклопедию «Жизнь животных», в хорошем исполнении, с яркими картинками. Я всю ее зачитал и, наверное, благодаря этой энциклопедии стал тем, кем стал. После школы, не раздумывая, мы с моим другом Андреем Соромотиным, ныне доктором биологических наук, директором НИИ экологии, поступили на биофак нашего родного Тюменского госуниверситета. Потом я отслужил в армии, немного поработал в лесной отрасли, а затем напросился в областной краеведческий музей, где и проработал 26 с половиной лет, в основном в должности заведующего отделом природы. Как говорят женщины, отдал ему свои лучшие годы. Ну, они-то мужчинам их отдают, а я — музею.
— Как происходило узнавание Тюменской области, ее природы, и что сегодня представляет ваш научный и туристический багаж?
— Для того чтобы интересно и точно писать статьи, проводить экскурсии и лекции, безусловно, надо многое знать. Проработать горы краеведческой литературы, тогда Интернета, как вы понимаете, еще не было. А лучше всего люди воспринимают то, чему ты сам был свидетелем. Поэтому я каждый год планировал несколько экспедиций — и на юг области, и на север.
Удивительное — рядом
— Помните самое первое ощущение восторга в какой-либо из экспедиций?
— Одна из первых экспедиций, результаты которой меня поразили, прошла в Сладковском районе. Там есть степная флора и фауна, совершенно уникальные участки природы с редкими видами насекомых, и есть кусочек северной тайги. И когда мы туда пробрались, вброд, то были поражены: мы увидели багульник, морошку, сосны. И бабочка, которую я там поймал, оказалась из числа тундровых. Этот островной изолированный биоценоз (сейчас памятник природы «Брусничный рям») сохранился чудом, со времен ледникового периода. Именно в этом месте. И он меня, конечно, поразил.
Другие места тоже оказались очень интересными, например, остров Таволжан на юге Сладковского района. Он сохранил в девственной чистоте те виды животных, насекомых и растений, которые размножались там еще пять тысяч лет назад. В частности, ярчайший представитель этого острова — цветок адонис волжский, который больше нигде в Тюменской области не встречается. И когда мы привезли коллекционный экземпляр и фотографии в Тюмень, ботаники просто зарыдали от счастья, потому что цветок уже хотели вычеркнуть из списков флоры Тюменской области.
Одно из красивейших мест на юге Тюменской области — это Марьино ущелье, памятник природы, который расположен в Исетском районе. Там великолепная пересеченность рельефа, перепад высот около 70 метров, живописные виды природы и такое же огромное количество редких видов растений и насекомых.
Шашовские горы в Упоровском районе — еще один уникальный уголок природы, самый экологически чистый на юге региона. Эти бугры — древний берег Тобола — сохранили растительность такой, какой она была 5-10 тысяч лет назад.
Если говорить об экспедициях на Север, то самой интересной была экспедиция на Гыданский полуостров на севере Западно-Сибирской равнины. Покруче мамонта раз в сто будет гренландский кит. Только два музея в стране имеют его скелеты — зоомузей МГУ и Тюменский музейный комплекс имени И.Я. Словцова. Пока что скелет кита находится в законсервированном состоянии, хотя я объездил с ним несколько сибирских городов.
А нашли мы его на восточном побережье Обской губы, на берегу Гыданского полуострова. Точнее, не мы, а местные аборигены. Просто несколько лет его никто не мог оттуда вывезти — не было денег. И когда мы прибыли на место, кита просто занесло песком. Если б не местные жители и речники, артефакт был бы утерян для науки. То, что мы привезли его в Тюмень, было чудо из чудес. Это редчайший вид морских млекопитающих, занесенный во все Красные Книги.
В поисках приключений
— Павел Сергеевич, как становятся экотуристами?
— Экологическим туризмом я хотел заняться, еще работая в музее. В 2011 году я занялся экологическим туризмом в выходные дни. Провел порядка десяти туров. Особых доходов они не принесли, поскольку участниками походов были в основном мои друзья, сторонники здорового образа жизни. Зато я увидел, что людям это сильно понравилось, как и мне.
В результате на следующий год я уволился из музея и полностью переключился на экологический туризм. Спустя несколько лет можно сказать, что теперь это основное мое занятие. География экотуров не ограничивается только Тюменской областью, а простирается от Карелии до Байкала.
— Как ведется отбор участников экотуров?
— Жестко. Потому что я занимаюсь подлинно экологическим туризмом. Что это такое? Тур занимает по времени от одного до трех дней. Мы отправляемся в уникальный уголок природы. И все мои туристы должны вести себя там адекватно и экологично — ни грамма алкоголя, ни одной сигаретки, ни одной бумажки на земле. Готовить пищу нужно на костре, собственными руками. Интернета нет, связи, бывает, тоже. А такое выдержать могут, к сожалению, совсем немногие.
Что касается иностранцев, то больших потоков из-за рубежа ждать не приходится. Европейцы редко едут за Урал, для них это место каторги и ссылки. А во-вторых, в Европе нет такого гнуса, как у нас. Как-то вывезли их в вагайскую тайгу, так они оделись почти как космонавты перед выходом в открытый космос.
Экотуризм помимо культурного уровня требует физической выносливости. У местных жителей выносливость есть, но они привыкли выезжать на природу лишь для того, чтобы отдыхать. А вот отдыхать-то я никому не даю. Чтобы что-то увидеть, нужно хорошенько поработать ножками.
— Что происходит во время экотура?
— Знакомство с природой, начиная с ландшафта и кончая редкими видами растений, насекомых, птиц. Изучение непознанного, так называемых мест силы. Мы ездим в экотуры не ради общения друг с другом, а ради познания окружающего мира.
Я всегда говорю на своих экскурсиях, что найти кости мамонта у нас в регионе легко, только важно знать, где. Эти гиганты жили у нас на территории несколько сотен тысяч лет. Кстати, найденный у деревни Решетниково мамонт, собранный затем Иваном Словцовым, чуть ли не второй в России и крупнейший из всех, найденных в СССР. Первый собрали и выставили на обозрение, кажется, в Санкт-Петербурге. Так вот, когда я провожу тур на кладбище мамонтов, то я всем участникам тура даю двести процентов гарантии, что они найдут кости доисторических животных: мамонтов, бизонов, носорогов…
За четыре дня моего тура на кладбище мамонтов в Абатском районе мы нашли пять бивней, это не считая сотен других костей. Понимаете? При этом мы не откапываем их лопатой, что запрещено. Всю запрещенную работу за нас делает вода. И мы собираем кости уже как ракушки, на дне речки, нащупывая их голыми ногами.
А еще у нас водились северный олень, антилопа сайга, благородный олень, сибирский эласмотерий — гигантский носорог весом с мамонта, пещерный лев...
В последние годы я балую экотуристов палеофлорой, они находят на сланцах отпечатки древних субтропических растений, примерно таких же, что растут в дендрарии в Сочи. Кстати, собственноручно нынче найденный отпечаток листа древней ольхи я подарил Исетскому музею.
— Какие музеи в районах области вам показались наиболее интересными?
— Я был, конечно, не во всех. Но скажу так: самая крупная палеонтологическая коллекция находится в музее в селе Абатском. Мы собирали кости доисторических животных в окрестностях села десять лет, и все лучшее отдавали музею. Фишка музея в селе Исетском — это история старообрядчества, быт и культура двоедан. Ну а Тобольский музей — это уже столичный уровень. Однако не побоюсь, как музейщик, высказать свою критику: там нигде на этикетках не пишут, копия это или подлинник. Ведь в большинстве своем выставленные экспонаты, в частности, относящиеся к эпохе Средневековья, — это копии.
Познакомиться со снежным человеком
— Павел Сергеевич, помимо редкой флоры и фауны, в нашем регионе немало других удивительных явлений и исторических свидетельств. Это так?
— В этом плане сенсационно выглядит недавно найденный Дмитрием Горячевым на севере области халцедон. Обычно этот минерал используется в качестве материала для ювелирных украшений. Но на одном из них изображены гиперборейские рукотворные знаки, сделанные словно паяльником по канифоли. На самом деле, это очень твердый минерал, и нам эта технология неизвестна, она уходит корнями в глубокую древность.
Находка говорит о том, что по всему северу Сибири жили люди с высокоразвитой культурой. Кстати, подобные артефакты находят по всему северному побережью Евразии. Правда, расшифровать эти знаки пока не получается.
До этого случались и другие интересные находки. Но они потом неизвестно куда исчезали. Потому что переписывать историю, полностью поменять всю концепцию развития нынешней цивилизации — это очень сложно.
В нашей стране есть и допотопные мегалитические памятники. В частности, развалины гигантских древних храмов, блоки которых будут иногда помощнее, чем у египетских пирамид. Такие сооружения встречаются от Хакасии до Карелии. И когда их видишь собственными глазами, то душу охватывает просто дикий восторг.
Не так давно мы провели научно-практическую конференцию, посвященную Ингальской долине. В свое время ее разграбили так называемые «бугровщики», грабители древних погребений. Что-то навсегда утрачено, что-то представлено в виде Сибирской коллекции Петра I в Государственном Эрмитаже.
Если браться за реконструкцию памятника, то нужно строить мощный археологический городок. При его наличии можно было бы воссоздать в натуральную величину курганные могильники, жилища наших предков, они их строили совсем не так, как в нынешних деревнях. Но тут нужна глубокая научная поддержка и финансирование. В принципе, это место перспективно еще и для создания мощного ландшафтного зоопарка, с крупной зоной отдыха. Но для этого нужны опять же многомиллионные вложения, которые окупятся только через десятилетия. Пока что этой идеей увлечен директор турбазы «Южное» Владимир Никифоров.
Я знаком со многими археологами, так вот, по их мнению, турпотенциал Андреевского озера не менее весом. Памятников арийской, саргатской культуры там не меньше, чем в Ингальской долине, и они сосредоточены так плотно, что занимают площадь раз в сто меньше, чем в Ингальской долине. И это совсем рядом с Тюменью.
— Вы давно сотрудничаете с объединением «Космопоиск»…
— Да, я знаком с Вадимом Чернобровым. Он приезжал в Тюмень, был у меня в гостях, перед этим выступал перед студентами ТюмГУ. Однажды я отправился с ребятами из объединения в криптозоологическую экспедицию на поиски снежного человека в Кировскую область. Он там в последние годы часто являлся народу.
— Снежный человек действительно существует?
— Существует, поскольку оставляет следы. А косвенные доказательства его существования — свидетельства очевидцев и те факты, которые они приводят. Эти факты невозможно выдумать.
Снежный человек — это реликтовый гоминоид, и его можно отнести к семейству людей. Он метит свою территорию, и мы нашли такие метки. Точно такие же метки найдены в Северной Америке. И если снежного человека в наше время никто не поймал, то только по одной причине — большинство людей страшно боятся всего непознанного. Даже следы человека-гиганта наводят на всех ужас. Что уж тут говорить, если кто-то сталкивается с ним вживую? Кто там за ним погонится? Кроме меня, может, больше никто.
